АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВ: КОГДА ПИШЕТСЯ ПЕСНЯ, НИКАКИХ ОГРАНИЧЕНИЙ НЕ СУЩЕСТВУЕТ, Я ОЩУЩАЮ ПОЛНЕЙШУЮ СВОБОДУ...

- Слово ты какое-то странное для названия подобрал -- спЛин. Грустное очень...
Васильев: спЛин - слово английское, очень красивое. Глубокое. Совершенно не грустное. Скорее задумчивое. Наверное, ты знаешь эти размытые картинки под названием 'Magic Eye'? Для того, чтобы увидеть изображение, нужно сфокусироваться, сосредоточиться, и только тогда что-то выдвинется из глубины. Нужно совершенно отключиться, чтобы никто не мешал. Наши песни такие же. Чтобы понять, о чем они, их нужно прослушать не один раз. Вот это состояние я и называю сплином.
- Ну и ну - зачем, спрашивается, тратить время? Слушаю, скажем, я песню группы 'спЛин' под названием 'Невский проспект'. Строчки там сильные - 'мы похоронены на Невском проспекте' сменяется фразой 'мы будем трахаться на Невском проспекте'. Великолепно!
Васильев: Когда моя мама услышала 'мы похоронены на Невском проспекте', она упала в обморок, а когда прозвучала фраза про 'трахаться', она вообще перестала со мной разговаривать со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но на самом деле этот образ для того, чтобы все поняли: похоронены на Невском проспекте -- не значит, что по всему Невскому стоят кресты и могилы, а то, что мы настолько привязаны к этому городу, что имеем право заниматься любовью, где хотим. На самом деле это автобиографичная строка. Там не было ничего пошлого совершенно.
- Был у тебя образ - 'рыба без трусов', первая песня, с которой 'спЛин' вышел к народу. Ее так много ставили на радио, но никакой неприязни это словосочетание у меня не вызвало. Скорее недоумение. Мечта эксгибициониста?
Оказывается, шла жена из ванны в спальню, напевая: 'А я рыба, я рыба...' Саша вслед: 'Рыба без трусов'. Образ получился стильным. Родилась песня. Объемное изображение: 'Вот такой вот я дурак'.

Васильев: Не люблю эту песню. На мой взгляд, она очень поверхностная. Но она сыграла свою роль - на фестивале 'Поколение' ее заметили и потом на радио 'Максимум' стали ставить в эфир. А вообще-то у меня внутри есть заслонка, которая не позволяет мне делать те или иные вещи, не позволяет освободиться от чего-то, не дает внутренней свободы, и я ее пытался просто с помощью этого образа отодвинуть. Когда пишется песня, никаких ограничений не существует, я ощущаю полнейшую свободу, великолепное состояние. Я рад, что это не часто происходит, потому как песни получаются очень редко, но я эти моменты безумно люблю. По сравнению с ними оргазм - курит.
Неплохая картинка получается. Занимается человек любовью на Невском проспекте, да еще в образе рыбы без трусов. А еще у него периодически солнце светит черным цветом и любовь эта самая ходит исключительно по проводам.
Но послушайте!
'Я был один в эти дни, я мерил их на годы,
И в одночасье сгорел любимый мною город.
Но тут вошла она, я спутал имена и стал белее мела. Война со всех сторон, а я опять влюблен,
Что будешь делать ты,
Когда в груди твоей застучит часовая бомба?
И я звоню тебе домой для того,
Чтобы узнать, что тебя нет дома'.
Совершенно объемное изображение.

- Бывает ли у тебя ощущение, что тебе как бы сверху диктуется?

Васильев: Диктовка идет просто конкретная. Я иногда не могу понять, откуда это берется. У меня есть тяга к обобщениям. Может быть, каждая песня появляется после определенного периода в жизни, когда подводишь черту, и именно в этот момент на эмоциональном уровне песня и приходит. Поэтому в каждой песне напутано и наплетено много того, что пережито в какой-то период времени. Я совершенно не могу понять, как написал некоторые песни, например 'Жертва талого льда'. Мне самому ее странно слушать, как будто это не я сделал.
- 'Черный цвет солнца' ты написал, когда было солнечное затмение?
Васильев: Это в мозгах у меня было затмение, и солнечное, и вообще ужасно. Это было жуткое время, в которое создались самые, наверное, депрессивные песни наши, но даже в нем есть просвет. Несмотря на то, что черного цвета, это все-таки солнце. Как ни странно, название этой песни больше всего кричат на концертах и ждут ее. Хотя она длиннющая, нудная, и чтобы ее понять, нужно слушать миллион раз... Но я рад, что у нас страна думающая и люди тонко чувствующие - у них могут быть внешне какие-то грубые, хамские манеры, но все равно внутри у наших людей все в порядке.
- 'Любовь идет по проводам' в связи с чем родилась?
Васильев: Я тогда много слушал рэп, мне хотелось выдать что-то такое дробящееся, быстрое, чтобы на одном дыхании пролетало, хотя это, конечно, не рэп. И еще у меня был период, когда я заканчивал слушать 'Doors'. Я просто попытался войти в эти состояния -- музыки 'Doors', стиля 'рэп' плюс своя личная-частная-интимная жизнь.
- Поиск вечных ценностей у тебя сопряжен с какой-то религией из существующих в мире?
Васильев: Я достаточно хорошо знаком с христианской религией, но у меня был такой период в жизни, когда я очень любил работу Ницше 'Антихристианин', злую, едкую и циничную работу. К христианству меня не тянет. Наверное, я был бы буддистом, если бы не наш дурацкий климат. Если бы у меня была возможность попутешествовать, есть фрукты с деревьев и заниматься медитацией, я бы только этим и занимался. Сейчас я не могу причислить себя к поклонникам ни одной религиозной школы. Но меня очень интересуют проявления искусства, которые связаны с религией, например, храмы католические я очень люблю. Мне лучше среди готики, среди треугольных шпилей, башен.
- Ну ведь там, внутри тебя, наверняка есть демоны.
Васильев: Там наверняка есть и ангелы.
- Тебе разве не нужна какая-то защита?
Васильев: Нет, мне нужна защита, поэтому появляются иногда очень агрессивные песни. Но это не значит, что я такой злой, я агрессию использую в качестве защиты от окружающего мира.
- А от себя тебе не хочется иногда защититься?
Васильев: От себя иногда просто хочется убежать. Особенно после похмелья.
- К чему ты стремишься?
Васильев: Мне хочется полной свободы и независимости во всем.
- Ты так устал от людей?
Васильев: Нет, я не устал, просто считаю: чтобы идти вперед, нужно время от времени останавливаться и осмысливать происшедшее, выискивать свои слабые места и пытаться их уничтожить. Выискивать сильные места, попытаться их усилить. Только при соблюдении этих условий движение вперед может сохраниться.
- Вообще ты пытаешься что-то писать?
Васильев: Кстати, если мне удастся отойти от всех дел, я обязательно запишу в прозе свои мысли, которых очень много. У меня есть две готовые пьесы в голове и рассказов сорок, наверное. Сейчас просто не остановиться, потому что для этого нужна сосредоточенность полная, полная отрешенность. Для песни в этом поток можно остановиться, это требует не так много времени, можно за короткий период выжать, вылить из себя все совершенно, но на прозу нужно гораздо больше.
- В тебе дар писательский когда развился?
Васильев: Да я не знаю, есть ли во мне вообще этот дар.
- Но ты же стихи сам пишешь?
Васильев: Да. Но это скорее песенный дар. Если это дар... Я пишу песни под гитару, а потом группа занимается их аранжировкой. Это началось лет с пятнадцати.
- В детстве ничего такого не было?
Васильев: В детстве я хотел быть шофером, потому что я очень люблю дорогу. У Аксенова есть такая строка, которая характеризует мой пейзаж любимый: сосна, сова, луна, автомобиль, дорога. Я это в себе реализовал. У меня есть старый разбитый драндулет, на котором я езжу по Питеру, вот в этом моя мечта детская сбылась. И еще очень классно ехать по Европе на новом, только что купленном автомобиле по великолепному шоссе, по которому можно нестись с любой скоростью, и тебя никто не остановит, никакой дурак с дубинкой своей полосатой. Это ужасные люди - гаишники, они, кстати, из тех, кто ограничивает право на личную свободу, потому что личную свободу можно реализовать в скорости. Я понимаю, что нельзя носиться по городу и подвергать риску людей, но тормозить на шоссе за превышение скорости, я считаю, просто преступление.
- Ну тогда поговорил о женщинах. Какие качества тебе в женщине нравятся?
Васильев: Я сам достаточно преданный человек, в женщинах ценю преданность, и моя жена, с которой мы живем около десяти лет, мне это сполна дает.
- То есть другие женщины для тебя не существуют?
Васильев: Нет, конечно, существуют, но в целом я предан своей жене, очень ее люблю и не собираюсь менять на кого-то другого. Кажется, такой простой вопрос - за что ты любишь ту или иную женщину? Но когда любишь, не понимаешь за что. Для меня это загадка. Меня интересует действительно красота, но та, которая идет изнутри. Причем я уверен, что внутренний мир женщины гораздо богаче и разнообразнее, чем мужчины, поэтому мне с женщинами гораздо интереснее, чем с мужчинами.
- Саша, а какое у тебя образование?
Васильев: Я учился в авиационном институте и в театральной академии на курсе экономики, но ничего не закончил. Были тяжелые времена по деньгам, мне приходилось все время подрабатывать, а потом мы уехали в Москву записывать первый альбом 'Коллекционер оружия', и было уже не до института. Но я стараюсь пробелы в образовании заполнить самостоятельно, потому что очень люблю читать и стараюсь учиться по жизни по мере возможности.
- Можешь назвать несколько своих любимых книг?
Васильев: То, что сразу всплывает - это сборник Борхеса, Кастанеда, Шекспир, причем комедии, и целая вереница русских авторов - Аксенов, Стругацкие, Пелевин.
- Скажи, прорыв группы 'спЛин' стал для тебя неожиданностью?
Васильев: В принципе нет, я предполагал, что такое может произойти. Если все будет хорошо и 'спЛин' станет популярным, у нас появятся деньги, чтобы заниматься творчеством, тогда будет вообще отлично, потому что сейчас приходится заниматься всякой ерундой для того, чтобы просто выжить. Мы не собираемся становиться новыми русскими, но самое главное для нас пятерых - это не испытывать нужды. И если это время придет, то будет просто замечательно.
- У тебя были учителя в поэзии, в музыке?
Васильев: Да, я всегда много читал и много слушал. В русском роке люблю Гребенщикова, в английско-американском - Джима Моррисона, фигуры культовые, но я никогда не смотрел на них восторженными глазами, они мне просто очень нравились, мои взгляды совпадали с их взглядами, и эта модель для меня наиболее приемлемая.
- Тебе трудно давать интервью?
Васильев: Трудно, но интересно, потому что когда я даю интервью, я пытаюсь сам в себе разобраться. Есть вещи, над которыми не задумываешься, а они всплывают именно во время беседы. Я считаю, что журналист должен обладать отчасти умением психоаналитика. Если журналист проникает в сущность человека, у которого он берет интервью, то это замечательно.
... А вообще уже весна, и чувствую, что тоже оттаиваю.
- Группа обладает каким-то магическим воздействием на слушателей и не только на них. Мне доводилось слышать парадоксальные вещи, как привет из отзеркаленного приснопамятного прошлого: 'спЛин' не слышал, но знаю, что это очень здорово.
Морозов: (аплодирует) Я предлагаю выйти как-нибудь нам на сцену, постоять часик, довести своим молчанием публику до экстаза и уйти, вот резонанс будет!
- А один мой знакомый утверждает: 'спЛин' похож на 'Калинов Мост'...
Морозов: С ними нас пока не сравнивали, передайте ему, что он первооткрыватель в этом вопросе, приз в студию! Нас можно сравнить со всем питерским рок-н-роллом, и ничего обидного в таком сравнении я не вижу. Мы живем в одном городе, воспитывались на музыке старых питерских рок-н-ролльщиков, ходили на их концерты.
- В Минске говорят о схожести с 'НАУ'...
Морозов: Тоже неплохо.
- ...о вторичности вашего рок-н-ролла...
Березовский: У тебя все друзья ...м-м-м... такие? Вторичность-не вторичность — чушь. Мне хотелось бы посмотреть на людей, сочиняющих первичную музыку, я бы их очень скоро убедил в обратном. О какой первичности разговор? Об Утесове? Нет, он пел то, что пел весь Запад, только по-русски и с использованием плохих инструментов. О 'Наутилусе'? Можно играть классический рок-н-ролл, который исполнялся тысячи раз так, что это будет новым словом в роке, а можно придумать себе в музыке стены и стонать о своем таланте и о том, что ничего нового придумать уже нельзя, а потому я лучше буду жрать водку.
- Кому или чему посвящено большинство твоих песен?
Васильев: В большинстве своем мои песни посвящены такому собирательному женскому образу: ее не существует, но это образ идеальной женщины, к ней, в основном, я обращаюсь в песнях. Есть такие вещи, Любовь, к примеру, в которые лучше не вникать. Не пытаться понять их разумом. Я не могу это сформулировать, а если когда-нибудь сформулирую, то потеряю к этому интерес.
- Обычно рядом с любовью, особенно несчастной, бродит грусть, которой в ваших песнях тоже не мало.
Васильев: Грусть - всегда такой монотонный въедливый процесс, кстати в 'Коллекционере оружия' у нас все песни очень монотонные. На этом принципе построено и шаманство. Мне это очень нравиться. Монотонный ритм, в который ты входишь, и он начинает тебя качать. Все песни в этом альбоме достаточно длинные, не меньше семи - восьми минут, с длинными текстами. В новом альбоме 'Фонарь под глазом' песни короче. Сейчас я уже пишу демо следующего альбома, там песни значительно сократились, мне было интересно за счет минимума слов и максимума музыки добиться же этого же результата. Можно сказать, что до сего момента мы перерабатывали знания, полученные ранее, - это отразилось в первых трех альбомах. В последние три - четыре месяца я пишу совсем другие песни. Те, кто их слушал, говорят, это уже не то, что я уже переработал, а то, что я хочу сказать. Меня это порадовало - значит у нас есть возможность двигаться вперед.
- Случайно ли в песне 'Давай, Лама' из нового альбома появилась индийская тема?
Васильев: Это откровенное стебалово, в пику Борису Гребенщикову и Линде. Когда год назад я написал эту песню, из всех щелей неслись 'Песни Тибетских Лам' и доносились фразы: 'Давайте все уедем в Тибет'. Меня это зацепило, и я решил написать 'наш ответ Чемберлену'.
- 'спЛин' - усталость века?
Васильев: Сейчас идет конец века, у людей накопилась вековая усталость. Мы явно ощущаем тяжесть груза, который лежал на плечах у наших предков, тем более, что век это был очень тяжелым: революции, войны... Наблюдается усталость определенная во всем мире. И, скорее, сейчас идет процесс не продвижения куда-либо, а обобщения... В том числе и того, что сделано в этом веке.
Моя собственная усталость сродни петербургскому климату...Такой тяжелый и серый... низкое небо... мрачные прохожие... Я ощущаю на себе очень хорошо то, что произошло за последние сто лет, поскольку знаю историю, а если учесть то, что мой род жил всегда в Петербурге - ощущение очень сильное. Хочется проанализировать эту усталость.
- Ты говоришь о мироощущении. В твоей музыке тоже слышно обобщение опыта предыдущих поколений музыкантов.
Васильев: То, что делали музыканты в 70-х и 80-х годах, конечно, очень здорово на нас повлияло. Я принадлежал к первому поколению слушателей русской рок-музыки. Мне было 12 лет, когда я в пионерском лагере услышал 'Треугольник' 'Аквариума', и меня это совершенно поразило. Мы выросли на этой музыке и, хотим того или нет, перерабатываем ее, накладываем какие-то новые впечатления. Я вижу, что и в мире творится то же самое, здесь Россия - в контексте, потому что те же англичане - Oasis, Blur - все равно переигрывают The Beatles, Stones, Sex Pistols. Но видно, что это не графоманство и не плагиат. Видно, что эти люди выросли на этой музыке. А то поколение тоже, в свою очередь, что-то черпало у предшественников, но у них было такое время, когда марихуана продавалась легально, ЛСД был доступен, поэтому и пошли группы типа The Doors...
- Кстати, на концерте в ДК им. Ленсовета 1 мая ты неуловимо напоминал Моррисона. Может быть, белая рубаха, расстегнутая на груди, и характерное движение плечами при выходе к микрофону...
Васильев: Да?! На самом деле я рад, что эта черта так выделилась. Это был некий символ, некий знак такой, по которому можно понять, какую музыку я люблю, на чем я вырос и примерно какой я человек в соответствии с этим... Люди, которым это интересно, знак получили. И теперь, если я предстану в совершенно ином имидже, меня будут знать и с этой стороны тоже. А имидж будет меняться безусловно... В нашем новом клипе 'Орбит без сахара' он уже другой, причем нам никто его не делал. Мы натырили на 'Мосфильме' пять длинных черных пальто и снимали все это на крыше под снегопадом... Может быть, в клипе нет какой-то особенной сверхидеи, зато мы предстали в образе, который на сегодняшний день мне более интересен. Такая яркая молодежная группа. Достаточно пофигистичная, но при этом музыканты выросли в интеллигентных семьях. Однако именно от буржуазности своих семей они уходят.
- Наверное, это роднит вас со старым роком. Говорят, кстати, что он неактуален. Каково твое отношение к актуальности?


Пять записей, повлиявших на жизнь:
1. 'Бременские музыканты'
2. The Doors 'The Doors'
3. Аквариум 'День Серебра'
4. The Beatles 'A Hard Day's Night'
5. Алла Пугачева 'Зеркало души'.

Пять записей, понравившихся в последнее время:
1. The Chemical Brothers 'Dig Your Own Hole'
2. Ahura 'Dance Meditation' (суфийская музыка)
3. Nusrat Ali Khan 'Intoxicated Spirit'
4. The Prodigy 'Experience'
5. Oasis 'What The Story Morning Glory?'



Васильев: Русский рок, может быть, не так актуален в контексте сегодняшнего дня, потому что он стал слишком серьезным, слишком философским. Вспомни: раньше был Майк с его юмором, Гребенщиков умел сочетать лирику с отвязными совершенно вещами. А к началу 90-х философия стала преобладать над 'отвязом'. Для меня рок всегда был синонимом слова 'пофигизм'. Это, опять же, - к отказу от буржуазности. Хотя можно иметь много денег и быть нормальным человеком, не идущим в колее, не следующим проторенным путем. Человеком, постоянно открывающим для себя что-то новое, понимающим, насколько жизнь многогранна и сколько у этого пути, якобы выведенного у нас на ладони, ответвлений, куда тоже обязательно нужно зайти, там есть свои секреты. Это похоже на компьютерную игру 'Doom'
- Название твоей новой программы 'Все таблетки подъедены' напоминает о наркотиках...
Васильев: Чего я не боюсь и никогда не буду стыдиться - так это того, что я перепробовал практически все наркотики, кроме тяжелой героиновой группы, и цель была исследовательская - понять. Люди-исследователи никогда не подумают, что песня 'Орбит без сахара' может нести какие-нибудь рекламные функции... А фраза 'все таблетки подъедены' к наркотикам не имеет никакого отношения, она несет, скорее, метафизический смысл. Это говорит об окончании какого-то периода, этапа жизни, когда... все таблетки подъедены.
- А каков твой прогноз на звучание начала следующего тысячелетия?
Васильев: Если оттолкнуться от избитого выражения 'искусство развивается по спирали', то я обнаружил два таких витка: у нас была живая музыка, потом появились компьютеры и стали сэмплировать два такта, делать из них 'кольцо' и размножать на всю композицию; а теперь живые люди начинают играть как компьютеры - 'кольцами', т.е. садятся за барабанную установку и тупо играют одно 'кольцо'. Вот два витка: сначала компьютер как человек, затем - человек как компьютер. Что будет дальше - предугадать трудно.
А вообще, наслушавшись трип-хопа, я набрал себе компактов этнической музыки: Восток, Ближний Восток, Индия, Африка - и понял, что истоки трип-хопа лежат именно там. Такое ощущение, что они 'кольцами' все играют. Это - шаманское.
- Я знаю, что много пластинок этнической музыки тебе подарил Гребенщиков. Ходит легенда, что он позвонил в день твоего рождения, предложил встретиться и пообщаться... Когда мне рассказывали эту историю, я почему-то вспоминал Державина и Пушкина...
Васильев: Во-первых, он не знал, что у меня день рождения, это был случайный созвон. Во-вторых, в тот день сначала убили Версаче (15 июля - Polly), потом у меня не удалось собственное празднование дня рождения, и я был очень рад, что Боря вытащил меня. Потом была очень классная ночь, он спел все свои новые песни, которые вошли в диск 'Лилит', я ему пел свои... На утро я понял, что закончился определенный этап в жизни, что сейчас начнется новый, более интересный. Я с таким чувством уходил.
- А какое чувство испытывал, когда общался на равных с человеком, чьи песни слушал, когда тебе было 12 лет?
Васильев: Я соблюдал дистанцию, потому что в общении с любыми рок-звездами я всегда дистанциируюсь очень сильно и даже не пытаюсь встать с ними в один ряд. А потом - это элементарное человеческое уважение, я все-таки моложе. При всем том, что их очень люблю.
- Но ты отдаешь себе отчет, что практически последние десять лет не появлялось ни одной яркой молодой, условно говоря, рок-звезды. А тебя уже можно так назвать.
Васильев: Да нет, идет целая волна. Есть очень хороший суперраскрученный «Мумий Тролль». Он очень продвинутый, очень классный.
- И все-таки, ты перешагнул рубеж, который простого музыканта отделяет от звезды?
Васильев: Не было никакого рубежа, я просто чувствую, что все время двигаюсь вперед. Я собственно никуда не тороплюсь, и мы раскручиваемся медленнее многих групп, но я чувствую, что мне это идет на пользу. Мы никогда никому себя не навязывали, а спокойно работали над собой - это совершенно изумительное состояние. Это прозвучит цинично, но люди должны идти к нам, а не мы к ним. Наша задача - создать центр притяжения.
- А как ты думаешь, то, что в сезон 96-97 вышли две такие яркие команды, как 'Мумий Тролль' и 'Сплин' - это закономерно? К этому шло?
Васильев: Подогналось так. Смотри: есть тенденция, 'Мумий Тролль' начал в начале 80-х, Tequilajazzz в середине 80-х играла в 'Объекте насмешек', 'АукцЫон' играл с 83-го, а мы с Сашкой Морозовым - у нас была тогда другая группа - в 88-м году попытались вступить в рок-клуб, но, к счастью, не прошли прослушивание. Я ушел в армию, и три года мы занимались какими-то другими делами, а потом поняли: ага! Наш час настает - пора! Это было интуитивно.
- Назови, пожалуйста, три причины, по которым ты можешь погрузиться в состояние сплина?
Васильев: а) желание изведать что-то новое; б) посредством путешествий; в) с большим количеством приключений. Постоянный трип, но обязательно с возвратом обратно. А вообще, 'спЛин' для меня с английского больше не переводится. Это просто группа из Петербурга. Вот и все.
- Ассоциации с фонарем под глазом?..
Васильев: Ты можешь идти по Невскому целый день и видеть тысячи лиц, а запомнится одно - с фонарем под глазом. Хотя, конечно, наш 'фонарь' - это фонарь Достоевского или Диогена. Я расщеплял слова и создавал совершенно другой смысл. Это как древнекитайская объемная живопись. Magic eye. С первого взгляда одна картинка, а присмотришься и увидишь много других. Волшебный глаз, волшебный фонарь - хотелось, чтобы было так же. Но по-русски 'Волшебный фонарь' звучит несколько претенциозно. А первая блатная ассоциация от 'фонаря' меня не пугала.
- Насколько мне помнится, год назад Чиж назвал вас самым недооцененным талантом на нашей сцене...
спЛин: (хором) Читали мы эту заметку...
- Ну и как, по-вашему, оценили вас, наконец, или нет?
Васильев: Я думаю, теперь мы - самый переоцененный талант!
Морозов: Надо Чижу позвонить, спросить, что он думает теперь.
- Кто же, по мнению группы 'спЛин', на сегодняшний день, самый недооцененный талант?
Васильев: Для меня это Наташа Маркова и группа 'Двуречье'. (Задумавшись): Может быть, 'Кирпичи'...
- Вы единственная группа из Санкт-Петербурга, которая по-настоящему пробилась за последние годы. Чем объяснить такой кризис кадров в городе, названном в свое время колыбелью русского рока?
Васильев: Для меня очевидно, что известными у нас стали только те, кто умел говорить с публикой на обыкновенном, нормальном русском языке. Неважно, есть смысл в песнях, нет его. Главное, должно быть человеческое слово внутри песни. Я никогда не нагружал песни смыслом и отталкивался в основном от фонетики. Какой смысл, например, можно найти в 'Любовь идет по проводам'? Полный идиотизм. Но эта песня нравится мне своей фонетичностью. Идет быстрый текст, в нужных словах стоят согласные, от которых я отталкиваюсь, и песня постоянно пульсирует и живет. Так вот, возвращаясь к Питеру. Наверное, в какой-то момент мы там были единственной группой, которая знала нормальный русский язык и говорила на нем. Никто не подстраивался под публику, просто людям было близко то, что мы делаем. Так и получилось слияние, пик которого мы сейчас переживаем.
- Правильно - теперь не модное слово. В цене маргинальные манеры и пороки. Говорят, что именно на этом замешана вся массовая культура 90-х. Тебя, человека, живущего и делающего массовую культуру как раз в 90-е, это не смущает?
Васильев: Все это нужно пережить. У нас не было ни Вудстока, ни бума ЛСД, ни всего остального. Люди и представить себе не могли, что можно вести еще и такой образ жизни. Как же не окунуться в то, что выходит из рамок? Вот люди и вдарились с те же наркотики. Как порок, выходящий за грани устоев, их употребление очень привлекательная штука. Это может быть даже неплохим источником вдохновения, но со временем он надоедает. Лично для меня он уже исчерпан. Одно время мне подсунули гашиш, потом марихуану, потом еще что-то такое. Мы жрали, и все это было хи-хи, ха-ха. Но я сразу понял, что это не мое. Потому что в другой реальности, куда тебя уносит, мне совершенно не за что было зацепиться, даже глаз ни на чем не останавливался. С алкоголем такая же история. Я не пью уже полтора месяца. Пройденный этап, нет в этом ничего интересного. Надоело вставать утром и, пошатываясь, куда-то идти, едва собирая мысли.
- У так называемой модной молодежи есть определенный набор культурных потребностей. Это фильмы Тарантино и Родригеса, музыка типа 'Prodigy' или 'Radiohead', клубы, компьютерные игры, Internet. Что-нибудь из перечисленного близко лично тебе?
Васильев: Почти все. Я сам такой человек и пытаюсь нечто подобное делать в русском роке. Однако я из поколения, которое выросло на изломе, потому что родилось в одной стране, а живет в другой. Поэтому в отличие от более молодых людей, для которых все перечисленное - своеобразная форма жизни, моя тяга к этому, наверное, искусственная и вызвана в основном последствиями прежнего информационного голода. Но в то же время пережитый в свое время дефицит музыки, кино и всего остального позволяет сохранить постоянную потребность в чет-то новом. Когда все на блюдечке, то моментально этим наедаешься. Я думаю, что современная молодежь очень быстро остепенится и будет жить по расписанию. Подъем, метро, работа, снова метро, телевизор, ужин, отбой. Спиной к жене, лицом к стенке, бай-бай. Жить за счет новых впечатлений - удел немногих. Я рад, что мне это пока удается.
- Кстати, почему ваш четвертый альбом называется 'Гранатовый альбом', прямо милитаризм какой-то?
Васильев: Ничего подобного. Вот чего там нет ни в названии, ни в альбоме, так это милитаризма.У слова 'граната' очень много расшифровок и мне ближе те, которые связаны с фруктами и драгоценными камнями. А если говорить об оружии, о гранате - то это та граната, которая разлетается драгоценными камнями и фруктами. Такая граната сидит где-то в подсознании, она никого не убивает, она как салют.


Питерский сплин в поисках 'Cплина'
С триумфальным сольником группы 'спЛин' в Лужниках и выходом их нового альбома стало окончательно ясно - рождение новой большой звезды состоялось. Андрей Бухарин провел три дня в невероятно холодном весеннем Петербурге в поисках лидера группы Александра Васильева.
Я сошел с поезда на Московском вокзале в Петербурге совершенно невероятным для апреля утром - несмотря на ослепительно солнечную погоду, температура была около 10 градусов ниже нуля, 'если диктор' не врет', как пел местный классик. И если учесть лютый ветерок с Финского залива, то перефразируя все того же Гребенщикова, можно было подумать, что 'здесь может жить только тот, кто мертв'. В который раз на ум пришли горькие сожаления о том, что все мы живем на таком глубоком севере.
Что ж, колыбель трех русских революций и русского рока умеет встречать непрошеных гостей. И не только вошедшей в поговорки погодой, но и вечно ветшающим великолепием имперской архитектуры, неизбывным коммунальным бытом и пронзительными проблесками иррационального мифа этого города-призрака, воспетого Гоголем, Достоевским, Андреем Белым и Даниилом Андреевым. Больше всего мне хотелось как можно быстрее добраться до телефона. Однако ситуация столь же быстро осложнилась. Номер Васильева, фронтмэна группы 'спЛин', упорно не отвечал, и никто не мог внятно объяснить, где он находится. 'спЛин' плавно вошел в этап, именуемый родным фольклором 'медными трубами'. Гастроли, записи, интервью, теле- и радио-эфиры - колесики машины по имени шоу-бизнес закрутились на полную мощь. У группы впервые за долгое время появилась возможность провести недельку отдыха дома, в Питере. И так совпало, что в день моего приезда в продаже появился их новый, уже четвертый диск, получивший название 'Гранатовый альбом', изданный, как и предыдущие, на московском лейбле.
Здесь я должен сделать некоторое отступление. Я приехал в Питер, конечно, не только из-за 'спЛина'». Теперь Москву и Питер стали разделять не только расстояние в 650 км, но и временной разрыв лет этак в пять. Мне захотелось из чисто ностальгических побуждений испытать эффект 'машины времени' и оказаться как бы в прошлом. Эффект этот связан по-видимому с социально-экономическими причинами: отсутствие в городе денег накладывает отпечаток на стиль жизни в целом. К примеру, питерские артисты известны наплевательским отношением к собственному промоушну. В то время как в Москве желание и умение им заниматься достигло поистине карикатурных масштабов.
Еще у петербуржцев с советских времен сохранилось до смешного почтительное отношение к иностранцам. Если в город приехал Брайан Ино, то все время его длительного пребывания я только и слышал от всех встречаемых мною жителей города на Неве: 'А вот Брайан Ино сказал...', 'я и Брайан Ино...', 'а вот я ему и говорю...' и т.д. В Москве он дал бы несколько интервью, его пару раз показали бы по ящику и оставили бы в покое. Причем в Питере по старой фарцовой традиции вокруг него кружились одни и те же светские тусовщики, старательно не подпуская к нему посторонних. Эта сохранившаяся в Питере клановость, замкнутость разных кругов тоже показательна, в Москве она все больше подрывается жесткой капиталистической ситуацией, требующей профессионализма, компетентности и конкурентоспособности.
Странно, но почему-то (может быть, из-за своей застарелой идеологизированности) питерская рок-тусовка не очень хорошо принимала 'спЛин', группу отчетливо питерскую. Но 'спЛин' ничего ни у кого не спрашивал. Они просто упорно работали в течение пяти лет. И теперь приперли к стенке всех критиков и скептиков своим несомненным успехом, бумерангом пришедшем из Москвы.

Где та молодая шпана
Разгадка феномена 'спЛина' лежит, как нам уже приходилось писать, в аналогии с таким явлением как брит-поп. Дело не в похожести, скажем, на Oasis, на него 'спЛин' ни капельки не похож, а в самом принципе - продолжении целой традиции в новое время и на новом уровне. Рано или поздно в России должна была появиться группа, состоящая из людей, чье отрочество пришлось на середину 80-х, на время расцвета русского рока. 'спЛин' вырос на этой традиции, переварил ее и выдал свою молодую и энергичную версию для конца века, будучи похож на всех сразу и ни на кого в отдельности: 'Аквариум' и 'Кино', 'Зоопарк' и 'Наутилус', 'Алису', 'Калинов Мост' и Башлачева.
Секрет популярности 'спЛина' состоит в том, что он смог дать молодым поклонникам русского рока то, что они уже не могли получить от одряхлевших патриархов. В этом сила 'спЛина', и в этом же его слабость. 'спЛин' - очень искренняя группа, и эта характерная для русского рока особенность настораживает. Стоит только посмотреть на сегодняшнего Шевчука, достигшего благодаря неистовому правдолюбию поистине великих высот безвкусия.
Но важное отличие 'спЛина' от рок-учителей состоит еще и в том, что его можно с тем же успехом обозначить и как 'русский поп'. Что есть хорошо - резкая идеологическая граница между роком и попом, всегда у нас существовавшая, размывается на глазах.
К группе Александра Васильева можно относиться по-разному, но в 'спЛине' есть неоспоримые достоинства: сила, энергия, умение писать стопроцентные хиты.
Все эти мысли приходили мне в голову в процессе шатания по изумительно дешевым заведениям, которые встречаются в городе на каждом шагу. В конце концов мне сообщили, что с Васильевым можно будет встретиться в петербургском офисе 'Радио Максимум'. Он вошел вместе со своей женой, кстати, тоже Сашей Васильевой, бодрый и энергичный. Выяснилось, что пропадал он в Красном Селе, где покупал новую машину - серебряную 'девятку' (хорошая замена 'Форду' :-) - прим. Polly). На ней после беседы он и подбросил нас с Михаилом Козыревым в очень эффектный клуб «Порт» около Исаакиевского собора, где в эту ночь крутил индустриально-брейкбитовую дискотеку десант с лондонского лейбла Mute: Пол Кендел, Андрей Самсонов и Renegade Soundwave. Это ему стоило 40 тысяч рублей, отданных первому же музыкально необразованному гаишнику, поскольку его 'девятка' была еще без номеров. В дороге Васильев сказал, что весна в Питере для него начинается с момента, когда уже можно чуть-чуть приспустить стекло в автомобиле, чтобы выпустить сигаретный дым. Зимой этого делать категорически не рекомендуется.

Hosted by uCoz